драма «Обретенное время» (Франция, 1999) // вспоминая прошедшую жизнь…

Фильм «Обретенное время» / «Le Temps retrouve» чилийского режиссера Рауля Руиса снят по мотивам одноимённого последнего романа эпопеи «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста. 10-е годы, Париж, высший свет, начинающий принимать крупную буржуазию, Первая мировая, начинающая прибирать в могилы цвет нации. Начало конца. Прикованный к постели Марсель, перелистывая фотоальбом, вспоминает прошедшую жизнь... Роман Пруста, в котором сатира, импрессионистический пейзаж, психологическое исследование, топонимический экскурс, художественная критика и философский трактат уживались подчас в одном сложносочиненном предложении, подошел Раулю Руису как руке перчатка. Официальный держатель традиции парижского киносюрреализма, прямой наследник Бунюэля по тропинкам путаной мысли Пруста прогулялся так просто, словно экранизировал детектив: три часа пробегают быстро, легкой рысью, и лишь потом сжимает сердце и сводит мозг от того, что на тебя обрушилось. В ролях: Марсель (Жорж Дю Френ, Пьер Миньяр, Марчелло Мазарелло, Андре Энжель), Катрин Денёв, Эммануэль Беар, Венсан Перес, Джон Малкович. По поводу фильма «Обретенное время». Рауль Руис. Полтора десятка лет назад я стал, отчасти как бы для упражнения, воображать фильм «Обретенное время», причем именно потому, что речь идет о завершении такого цикла, как «В поисках утраченного времени», чтение которого я начал с «Обретенного времени». Я представлял себе, как буду снимать этот фильм, по нескольким причинам, и первой из них, конечно, была проблема завершенности, окончания; но главное состояло в том, что это текст мистический. Он может быть назван мистическим применительно к разговору о времени, которое приблизительно делится на три великих понятия: время как категория трансцендентальная — характеристики природы у Ньютона, a priori у Канта; время-длительность, доминирующее на Востоке и, например, в философии Бергсона, — которое ошибочно, по моему мнению, отождествляют с прустовским; и, наконец, время-измерение. Перечитывать Пруста с намерением сделать фильм я стал благодаря одному воспоминанию Гёделя об Эйнштейне: последний долго задавался вопросом, почему, если время является измерением, его нельзя увидеть, как видят глубину, ширину или длину; почему время, которое является таким же измерением, как измерения, образующие пространство, можно увидеть только как моменты. Однако некоторым мистикам, кажется, удается воспринять время во всей его полноте. Не потому, что они находятся вне времени, как если бы оно перестало существовать; напротив, они захвачены временем как измерением. Я тогда придумал небольшой рассказ, нечто вроде басни, и начал работать над этой проблемой. Одновременно я еще раз просмотрел короткую статью Гёделя «Несколько замечаний об идеалистической философии, рассмотренной в свете теории относительности», которая вдохновила меня на создание другого фильма, «Судьбы Маноэля» и где рассматриваются связи между идеалистической теорией и теорией Эйнштейна. Гёдель выдвигает следующую гипотезу: если бы нам удалось переместиться в пространстве со скоростью, в семь с половиной раз превышающей скорость света, — вещь немыслимая практически, но вполне возможная теоретически, — мы оказались бы в точке, откуда могли бы вновь увидеть собственную жизнь (но увидели бы мы ее как музейный экспонат или как бы переживая вновь?) и могли бы тогда изменить настоящее, из которого пришли, создавая тем самым нечто вроде непрерывного кольца. Меняешь что-то одно, потом другое и тем самым творишь некое бесконтрольное стремление — упрощенное воплощение этой гипотезы представляет собой фильм «Назад в будущее». Я чувствовал себя комфортно, когда снимал вселенную Пруста, поскольку это напоминало мне собственные фильмы. Хотя я понял роман не сразу, не при первом прочтении — очень плохой был перевод на испанский, и только благодаря переводам Педро Салинаса я приблизился к пониманию книги. К несчастью, Салинас скончался, не успев перевести «Обретенное время». Любопытно, что несколько переводчиков Пруста — поляк, японец, итальянец, грек — умерли от астмы, которой у них не было, когда они приступали к переводу. Это немало, причем недавно и мне доктор сказал, что у меня астма. Я спросил у него тогда, не связано ли это с моей работой над Прустом — помолчав немного, он ответил, что винить нужно скорее загрязнение окружающей среды. Но это сюжет для беседы в салоне Вердюренов… Март 1999 года. Записали Хасинто Лагейра и Жиль А. Тибергьен.